Однажды утром дед Афанасий проснулся в давно не посещавшем его прекрасном настроении.

Сладко потягиваясь на своей лежанке, он одновременно косился на распластавшуюся на широкой лавке у окна супружницу - не щурит ли глаз хитрая баба, подглядывая, куда направится с утра ее старый муженек, не выдаст ли ненароком место, где была надежно запрятана зеленая бумажка с портретом заокеанского президента.

Немного понаблюдав, - бабка продолжала равномерно храпеть, - Афанасий тихонько спустил ноги с печки, покашлял для порядка, и с первого же захода попал ногами в стоящие на полу ароматные от времени и немытых ног древние как идолы Острова Пасхи тапки.

Заглянув в открытый рот спящей супружницы, дед аж сплюнул : два последних зуба старухи, вызывающе желтеющие в зияющем отверстии, вызвали вдруг в его душе неожиданное отвращение.

Утреннее прекрасное настроение сразу же сошло на нет.

-Вот же, угораздил черт жениться, так и не погулял по молодости…- пробурчал он фразу, которую повторял в течении жизни не менее миллиона раз. Ибо так и не смог простить Афанасий своей жене ни того, что окрутила его в юном возрасте - всего-то девятнадцать годков ему тогда было, бедолаге, - ни того, что была старше его аж на семь лет, ни того, что гуляла перед свадьбой аки Царица Клеопатра.

Да и подозревал Щукарь, что и после свадьбы позволяла супруга себе повертеть хвостом налево, за что и бывала бита им не раз, однако никогда не попадалась и предлога для неслыханного дела в селе - развода - ему так и не предоставила.

Почесывая сквозь штопанные штаны срамные места, вышел Щукарь во двор, да и опять ему дурно сделалось при виде опозоренной его мужской гордости : еще недавно летавший по сельским дорогам, родной сердцу "горбатый" "Запорожец" сиротливо стоял в углу у забора, лишенный сидений и руля, а на настеленных на его полу досках справляла очередной этап размножения пара старухиных кроликов.

Какое-то время сидел дед на колоде для рубки дров, дымил самосадом из глиняной трубки, а досада не проходила, грызла его сердце, да усиливалась от горьких мыслей.

А ведь делали ему авансы по молодости и другие дамы, не чета этой, и Нинка-почтальонша, веселуха - песенница глазки строила, и библиотекарша, уехавшая затем в город и выскочившая там замуж, и даже фельдшерица из сельского медпункта, завидная девка на выданье…Эх !

Сколько раз он мечтал, что однажды по утру проснется, а бабка, которая часто хаживала в лес за еловыми ветками для своих коз рано по утру, отсутствует…Медведь ее там, в глухомани, понимаешь, задрал. Или в болоте, утопленница, с кикиморами в карты играет…

Тут мысли Щукаря неожиданно приобрели несколько другое направление.

Не давала ему покоя мысль, глодала, - ведь так, помри он ранее, наложит ведь старуха лапы свои загребущие на заначку, найдет, а он так и не попользуется…

И решил Афанасий на старости лет гульнуть по полной.

Осторожно заглянув в избу и убедившись, что старуха продолжает храпеть, поковырял он пальцем в стене около печной трубы, отковырнул глиняную затычку в щели, и вытащил оттуда пузырек из-под валидола, внутри которого зеленела заветная бумажка. Потом так же, на цыпочках, прошуршал к облупленному серванту, стараясь не скрипеть рассохшимися дверцами, открыл нижнюю створку и вытащил на свет Божий пару бутылок самогонки, которые тут же рассовал по карманам штанов.

В сенях он долго прихорашивался перед засиженным мухами зеркалом, сбросил тапочки и нацепил мазанные дегтем парадные сапоги, стираную, но не латаную даже белую льняную рубаху. Затем подкорнал перед засиженным мухами зеркалом ножницами седую бороду, чтобы была она покороче, поравномернее, старался, - в общем, получилось очень даже прилично. Не дед, а орел глядел на него отражением ! А как прыснул на себя одеколоном “Шипр”, двадцать лет нетронутым хранящимся в щели за зеркалом на случай недостачи самогона, так и запах дед соответственно новой личности.

Но, только, восполнившись юных сил и личной значимости, шагнул Афанасий за калитку, как вслед ему визгливо рявкнулось: “Эй, ты, старый, ты куда это намылился ?”, и, обернувшись, узрел он свою старую супругу, с ненавистью, завистью и любопытством глядящую на него.

Струхнул было старик, чуть не повернул назад виновато, да вдруг произошел в нем тот самый перелом, который возникает почти в любом человеке – когда меняется в нем что-то к лучшему в его внешности, и поведение его меняется сразу же, жизнью проверено.

-Изыди, нечистая ! – гордо произнес он, а когда у супружницы от такой наглости отвалилась челюсть и в зобу дыханье сперло, повернулся на каблуках, и строевым шагом – не дать не взять маршал ! – направился от дома по улице, к особняку богатея Шмарина.

Пока шел, еще своей значимости больше порадовался, ибо, увидав такого шикарного кобеля, все бабки местные, на своих огородах небу задницы показывавшие, разогнулись, и любовались на сумасшедшей красоты мачо Щукаря, даже здороваться некоторые от восхищения забывали.

Подходя к шмаринскому дому, Афанасий стал притормаживать шаги - очень уж дело щекотливым казалось - да переборол себя, не повернул назад, а приблизившись к высоченному глухому забору храбро нажал на звонок, держал не отпуская, слушая, как рвутся от злобы на той стороне два кобеля громадных, человекогрыза богатейских.

Открыл ему помощник Шмарина, известный на селе худощавый и длинный мужик по кличке Синюха, а как было его настоящее имя, так никто и не знал.

То ли Синюху дед от еды отвлек, то ли с очка деревенского сдернул, но был помощничек в настроении не сказать, чтобы нормальном.

-Ты че, дед, названиваешь как об угол головой стукнутый ?- вызверился он, обращаясь в своей обычной манере к струхнувшему слегка Афанасию, - ща как дам пендаля под зад, звенеть будешь по всей деревне, если не отвалятся…

Щукарь со страху чуть назад не сыграл, извиняясь, но, вдруг поняв, что другого случая для куража может быть больше никогда и не представится, вдохнул воздуха побольше, ремень на рубашке поддернул, да и выдал :

-Че-че, а ниче ! Хозяина мне надо !

-Чее-ее-е ?!

-Ниче, говорю, хозяина по делу надо !

У Синюхи в голове от наглости такой что-то аж щелкнуло, да попало, наудачу, в нужную сторону, поэтому он рот закрыл, рвущихся на цепях кобелей в стороны оттащил, да рукой махнув- иди за мной, мол, в особняк деда повел, где Шмарин как король какой на атласном диване в халате бархатном валяясь, пирожные жрал, шампанским запивая, да лениво срамной журнал с голыми телками перелистывал.

Повезло деду, скучновато барчуку было, но настроение его было хорошее, ворчать не стал, Афанасия напротив себя усадил, вина (чудеса !) чуть не с полведерка налил, и с любопытством слушать приготовился.

Поднес дед по культурному вино ко рту, глотнул на пробу, да и присосался так, что за один заход все выдул, Шмарин от восхищения аж присвистнул.

И завелся Щукарь, к самогону больше привычный, как шипучее вино в голову ударило, все барчуку как на духу выложил, и про жисть свою несчастную, и про бабку злую, и про то, как погулять по-людски на старости лет захотелось. Долго говорил.

Пьяный Шмарин и похохотал уже, и слезу пустил, и пригорюнился ,- проникся, значит, со скуки.

Хлопнул он деда по плечу :

-Добро, старик, вечером со мной в райцентр поедешь, готовься… Иди домой, да смотри, старухе ничего не ляпни, а то весь кураж пропадет !

Весь день Афанасий под кустом проспал, силы копя, вечером домой явился, пыль с сапог стряхнул, да и стал у калитки гоголем, на злобные бабкины вопли и вопросы не отвечая, а как к нему "Мерседес" шмаринский подъехал, да внутрь дед гордо загрузился, то старуху чуть кондрат не хватил…

Ох и интересная же жизнь была в райцентре ! Тут тебе и автоматы игровые на каждом шагу почти, и вывески горят на заведениях, и памятник какому-то царедворцу, райцентр заложившему, голубями засиженный, стоит, а вокруг такие молодки гуляют, что у деда сразу и в душе и в штанах шевеление началось !

Потащил Шмарин гостя своего в ресторан сначала, официанты вышколенные при виде чучела такого глазом даже не моргнули, а сразу же столы накрыли и явствами уставили невиданными.

Много барчук с Афансием ели, еще более пили, а как допились конкретно, не до чертей еще, но уж до горла точно, пустился дед вприсядку под оркестр, аж бокалы на столах зазвенели ! Хлопала публика чистая, потом, думая, что это аттракцион такой местный, стала деду деньги кидать, а тот, не будь дураком, и сгребал их себе за пазуху. А деньги увидя, и местные "девочки" к деду потянулись, хоть и мутило некоторых от запаха протухшего "Шипра", коим от деда разило.

А потом, в номерах !

Шмарин-то, он, вишь, хитрый был, Щукаря в один номер с собой затащил, да и с девками вместе - хотел посмотреть, как дед с ними справляться будет, веселья добавить чтобы. А деду все равно было. Облепили его две красотки, долго - долго заводили старика ( старость, как ведомо, не радость !), дак разве может кто перед профессионалками устоять ! И начудил дед так, что когда богатей - приятель его фотографировать стал, нет чтобы одеялом укрыться, да забиться в угол какой, - наоборот, всю свою гордость показывал, да силу молодецкую…

Утром, заполнивший номера дым рассеялся, усталые девицы слиняли, а среди валяющихся на полу мятых простыней да грязных бокалов с тарелками, распластались два тела богатырей русских, старого, да средних лет…

Не хватило бы деду тех ста долларов на гулянку такую, да те деньги, что ему посетители кидали, помогли, а еще Шмарин за такое зрелище доплатил, даже в Москве такого поищешь - не найдешь ! Впрочем, деньги-то он вернул сторицей : продал фотки дедовы знакомому, который в Интернете сайт свой очень специфический имел, так что все довольны остались, и дед, и Шмарин, и девочки, ресторанные посетители, и интернетчик…

Все, кроме бабки.

И следила за ним теперь не вполглаза, а в оба !

Да ведь такой молодой ее муж живчик, приключений всегда найдет…

Уследи попробуй !

Назад на